Империя мечты

Великая отечественная война, самое главное событие нашей истории. Являясь  ключевым в истории мира, оно напоминает нам о том, что мы люди, и должны всегда жить в мире и любви. Ни кто не имеет права уничтожать и истреблять народы. Всякого, посмевшего воскресить Фашизм, должно ждать наказание и позор. Мы не имеем права забывать уроки наших предков. Уже 65 лет, как фашизм стерт с лица земли. Так пусть мир, без фашизма, будет вечным. И спасибо за это нашим дедушкам и бабушкам, отцам, прадедам и матерям. Вечная им память и уважение за их труд, направленный на победу над злом!

Не чувствуя духа того времени можно легко ошибиться, и посчитать, что нет разницы между красной армией и серой чумой. Но фашисты воевали, а наши сражались. Они завоевывали себе богатства и земли, а наши сражались за свои семьи, родину, жизнь. И поэтому мы победили! Мы воевали не за груды металлолома, не за лишнюю порцию деликатесов, наши отцы воевали за себя и тех кого любят.  Стихи Владимира Высоцкого о войне, являются одними из лучших, они хорошо передают эмоции и дух, без которых не понять, и поэтому из сборника  "Нерв", я привел пару стихов. 

ВЫСОТА

Вцепились они в высоту, как в свое.

Огонь минометный, шквальный

Но снова мы лезим, хрипя, на нее -

За вспышкой ракеты сигнальной.

Ползли к высоте в огневой полосе,

Бежали и снова ложились,

Как будто на этой высотке все-все

Дороги и судьбы скрепились.

И крики "Ура!" застывали во рту,

Когда мы пули глотали.

Шесть раз занимали мы ту высоту,

Шесть раз мы ее оставляли.

И снова в атаку не хочется всем,

Земля - как горелая каша.

В седьмой - мы возьмем ее насовсем -

Свое возьмем,

              кровное,

                       наше.

А может, ее стороной обойти.

Да что мы к ней так прицепились?!

Но, видно, уж точно все судьбы-пути

На этой высотке скрестились.

Все наши деревни, леса, города

В одну высоту эту слились -

В одну высоту, на которой тогда

Все судьбы с путями скрестились.

ПЕСНЯ  О  МОЕМ  СТАРШИНЕ

Я помню райвоенкомат.

"В десант не годен. Так-то, брат.

Таким как ты, там невпротык..." и дальше - смех.

"Мол, из тебя какой солдат,

тебя - так сразу в медсанбат..."

А из меня такой солдат, как изо всех.

А на войне, как на войне.

А мне и вовсе, мне - вдвойне.

Присохла к телу гимнастерка на спине.

Я отставал, сбоил в строю.

Но как-то раз в одном бою,

Не знаю чем, я приглянулся старшине.

Шумит окопная братва:

"Студент, а сколько дважды два?

Эй, холостой! А правда графом был Толстой?

И кто евоная жена?..."

Но тут встревал мой старшина:

"Иди поспи, ты ж не святой, а утром - бой".

И только раз, когда я встал

Во весь свой рост, он мне сказал:

"Ложись!..." - и дальше пару слов без падежей.

"К чему те дырка в голове?!"

И вдруг спросил: "А что, в Москве

Неужто вправду есть дома в пять этажей?..."

Над нами шквал. Он застонал,

И в нем осколок остывал,

И на вопрос его ответить я не смог.

Он в землю лег за пять шагов,

За пять ночей, и за пять снов,

Лицом на запад и ногами на восток.

                     ИЗ ДОРОЖНОГО ДНЕВНИКА

Ожидание длилось,

        а проводы были недолги.

Пожелали друзья:

        "В добрый путь, чтобы все без помех".

И четыре страны

        предо мной расстелили дороги,

И четыре границы

        шлагбаумы подняли вверх.

Тени голых берез

        добровольно легли под колеса,

Залоснилось шоссе

        и штыком заострилось вдали.

Вечный смертник - комар

        разбивался у самого носа,

Превращая стекло лобовое

        в картину Дали.

И сумбурные мысли,

        лениво стучавшие в темя,

Всколыхнули во мне -

        ну попробуй-ка останови.

И в машину ко мне

        постучало военное время.

Я впустил это время,

        заменшанное на крови.

И сейчас же в кабину

        глаза из бинтов заглянули

И спросили: "Куда ты?

        на запад? вертайся назад..."

Я ответить не мог:

        по обшивке царапнули пули.

Я услышал: "Ложись!

        берегись! проскочили! бомбят!"

И исчезло шоссе -

        мой единственный верный фарватер.

Только елей стволы

        без обрубленных минами крон.

Бестелесый поток

        оптекал не спеша радиатор.

Я за сутки пути

        не продвинулся ни на микрон.

Я уснул за рулем.

        Я давно разомлел до зевоты.

Ущипнуть себя за ухо

        или глаза протереть?

Вдруг в машине моей

        я увидел сержанта пехоты.

"Ишь, трофейная пакость, - сказал он, -

        удобно сидеть".

Мы поели с сержантом

        домашних котлет и редиски.

Он опять удивился:

        "Откуда такое в войну?

Я, браток, - говорит, -

        восемь дней как позавтракал в Минске.

Ну, спасибо, езжай!

        будет время, опять загляну..."

Он ушел на восток

        со своим поредевшим отрядом.

Снова мирное время

        в кабину вошло сквозь броню.

Это время глядело

        единственной женщиной рядом.

И она мне сказала:

        "Устал? Отдохни - я сменю".

Все в порядке, на месте.

        Мы едем к границе. Нас двое.

Тридцать лет отделяет

        от только что виденных встреч.

Вот забегали щетки,

        отмыли стекло лобовое.

Мы увидели знаки,

        что призваны предостеречь.

Кроме редких ухабов

        ничто на войну не похоже.

Только лес молодой,

        да сквозь снова налипшую грязь

Два огромных штыка

        полоснули морозом по коже,

Остриями - по мирному -

        кверху, а не накренясь.

Здесь, на трассе прямой,

        мне,

             не знавшему пуль,

                              показалось,

Что и я гдето здесь

        довоевывал невдалике.

Потому для меня

        и шоссе, словно штык, заострялось,

И лохмотия свастик

        болтались на этом штыке.